РефератБар.ру: | Главная | Карта сайта | Справка
Финансовые аспекты экономики рэкета. Реферат.

Разделы: Финансы и кредит | Заказать реферат, диплом

Полнотекстовый поиск:




     Страница: 2 из 3
     <-- предыдущая следующая -->

Перейти на страницу:
скачать реферат | 1 2 3 






В общем, те факторы, которые способствовали развитию экономики рэкета в России, не являются особенными или необычными, необычным является лишь наличие всех пяти в одной стране. По мнению автора статьи, эта уникальность России связана преимущественно с советским наследием. Даже “дикий оптимизм” и невежество российских либерал-реформаторов можно объяснить почти полным отсутствием у них понимания, как же на самом деле функционирует рыночная экономика. Е. Гайдар, Б. Ельцин, А. Чубайс, Б. Федоров и прочие “архитекторы” великой экономической трансформации не имели личных впечатлений о том, как выглядит рынок, кроме тех, какие они извлекли по крупицам из небольшого числа западных учебников по экономике и философских трактатов, которые были доступны в Москве 1980-х гг. Никто из новых либеральных лидеров, пришедших к власти в 1991–1992 гг., не получал диплома на Западе и не проводил там сколько-нибудь значительного времени. Сам Е. Гайдар обладал некоторым заграничным опытом, но его знания относились к Югославии, а его лучший иностранный язык – сербо-хорватский. “Невежество российских реформаторов сделало их наивными в отношении того, как перейти от плана к рынку, не приближаясь к фазе бедствия (disasters)”. Разработчики экономических реформ первых посткоммунистических лет, таким образом, сочетали в себе фанатичную ненависть к тому, что они собрались разрушить, с простодушием и наивностью, порожденными неведением того, что они собирались построить, а также уверенностью в своих талантах, которая была обусловлена их статусом жителей интеллектуальной и политической столицы. Только Россия имела столь своеобразных постсоветских лидеров с таким специфическим и парадоксальным набором характерных черт. И именно подобным руководителям Россия во многом обязана формированием экономики рэкета.

3. Особенности российского национального рэкета
Мимолетнее замечание А. Смита о невидимой руке рынка, которая оптимально руководит производством, стало одним из краеугольных камней неоклассического “экономикса”. Однако представление о полной стихийности формирования и развития рыночных институтов является, скорее, своего рода “сакральным мифом” экономистов, нежели отражением объективных фактов.
Даже в Великобритании, чья история считается каноническим образцом капиталистического строя, рынок выступает во многом как результат социального конструирования, на что обратил внимание еще К. Поланьи. Чем позже формируются национальные модели рыночного хозяйства, тем отчетливее в них видны следы рукотворности. Современная американская модель рыночного хозяйства несет на себе явный отпечаток “нового курса” Ф. Рузвельта, германская модель — программ Л. Эрхарда, японская модель — концепций американских администраторов оккупационного периода. Еще заметнее сознательное институциональное строительство в новых индустриальных странах и в постсоциалистических странах, осуществлявших рыночную модернизацию в последнюю треть XX в.
Чтобы подчеркнуть качественные различия национальных путей рыночной модернизации, современные американские экономисты Т. Фрей и А. Шляйфер предложили выделять три основных типа условий развития бизнеса в переходных обществах — модель “невидимой руки” (invisible hand), модель “поддерживающей руки” (helping hand) и модель “грабящей руки” (grabbing hand) (табл. 2). Эти модели различаются, прежде всего, тем, насколько обеспечены права собственности предпринимателей и как это осуществляется: в первом случае эти права защищаются законом, во втором случае — правительственными чиновниками, в третьем случае — мафией.
Табл. 2Основные типы условий развития бизнеса в экономиках переходного типа
В принципе, даже то, что Т. Фрей и А. Шляйфер называют моделью “невидимой руки”, отнюдь не тождественно полному невмешательству государства в дела бизнеса. Просто в данном случае государство выступает в роли не “доброго деспота”, как в модели “поддерживающей руки”, а стража порядка, который вырабатывает единые для всех эффективные “правила игры” и следит за их выполнением — защищает права собственности, что есть первейшая функция государства в рыночном хозяйстве. Но и эта модель является своего рода идеальным типом, реальная же ситуация в различных странах с модернизируемой экономикой представляют собой, как правило, “смешение всех трех типов”.
Таким образом, распространенное среди отечественных либералов (особенно, в начале 1990-х годов) представление, будто для рыночной модернизации достаточно дать экономическую свободу и затем все наладится наилучшим образом, следует считать вредной утопией. Чтобы обеспечить защиту прав собственности зарождающегося бизнеса, надо выбирать между “невидимой рукой” закона, “поддерживающей рукой” государственного чиновника и “грабящими руками” бюрократов, коррупционеров и бандитов.
По классификации Т. Фрея и А. Шляйфера, постсоветские республики относятся к модели “грабящей руки”: хотя на словах бюрократы придерживаются риторики в духе “поддерживающей руки”, в действительности бизнесмены оказываются во враждебном окружении. Кто и как отщипывает “крошки” от предпринимательского “пирога”? Для ответа на этот вопрос обратимся к данным компаративистских исследований условий развития бизнеса, проводившихся в 1996 и 1997 гг. в некоторых постсоциалистических странах под несомненным влиянием и по образцу знаменитых исследований Э. де Сото (табл. 3 и 4).

Таблица 3Сравнение условий развития мелкого торгового бизнеса в Москве и Варшаве, 1996 г
Таблица 4Сравнение условий развития бизнеса в пяти постсоциалистических странах, 1997 г.

Согласно социологическим опросам, в “грабеже” российских предпринимателей первоочередную роль играют государственные чиновники. Взимая довольно высокие налоги (порядка 30 % от выручки), они не обеспечивают взамен предпринимателям сколько-нибудь эффективной поддержкой. Регистрационные процедуры довольно длительны. Предприниматели реже, чем хотели бы, обращаются в суды для разрешения конфликтов, поскольку судебные процедуры длительны и дорогостоящи, а решения судов не всегда предсказуемы и не имеют обязательной силы. Государственные службы буквально терроризируют бизнесменов (особенно, мелких) требованиями мелочной отчетности (на нее уходит почти 20 % рабочего времени руководителей фирм) и частыми инспекциями (в мелких магазинчиках Москвы, по данным опроса 1996 г., — в среднем полтора раза в месяц), участники которых считают своим святым долгом наложить штраф. Кредитная поддержка бизнеса находится в жалком состоянии. В такой ситуации даже честные чиновники (те, кто не берут взяток) воспринимались бы бизнесменами как грабители: уплатив государству налоги, предприниматель получает взамен не просто полное равнодушие к своим потребностям, а еще и лишние заботы. Такие налоги заставляют вспомнить “поминки”, которыми Российское государство в XVI—XVIII вв. откупалось от слишком ожесточенных набегов крымских татар (по принципу “заплатишь — будешь иметь беду, не заплатишь — будешь иметь еще большую беду”).
Однако честный, не вымогающий взяток чиновник в современной России рискует оказаться музейным экспонатом. Опросы свидетельствуют, что примерно 9 бизнесменов из 10 считают взяточничество повседневным явлением: давать “барашка в бумажке” приходится и при регистрации фирмы, и при регулярных “наездах” проверяющих инспекций. Взятки, с одной стороны, снижают издержки бюрократического надзора (вместо выполнения массы формальностей достаточно выполнить “просьбу” проверяющего инспектора). С другой стороны, повальное взяточничество приучает бизнесменов видеть в государственных чиновниках не доброжелательных помощников, а обладателей “лицензии на грабеж”. Соответственно, и государственные служащие привыкают рассматривать свой пост как своего рода “кормление” (по образцу институтов средневекового Московского государства), не связанное к тому же с полезной деятельностью. Возникает одна из институциональных ловушек, когда сиюминутный выигрыш оборачивается тупиком в скором будущем.
Позиция рэкетира выглядит едва ли не наиболее благопристойно. Когда бизнесмен платит дань представителям организованной преступности, он знает, что идет на сомнительную сделку с заведомыми нарушителями закона, не прикрывающимися служебным удостоверением, а потому здесь не возникает искаженного представления об общественных функциях. Частота столкновений с уголовным рэкетом оказывается примерно такой же, что и частота встреч с чиновниками-вымогателями.
Таким образом, в постсоветской России мы видим не одну “грабящую руку”, а целых три: бюрократа, который не помогает бизнесмену, но взимает с него налоги и выматывает административным контролем; взяточника, отказывающегося одобрять деятельность предпринимателя без “бакшиша”; рэкетира, обеспечивающего защиту прав собственности бизнесмена (часто — защиту только от насилия самого рэкетира) в обмен на уплату дани. Первые две социальные роли на практике обычно персонифицируются одним лицом — чиновники налагают на предпринимателей административную узду, чтобы затем иметь возможность ослаблять ее за личное вознаграждение. Такую ситуацию американский советолог Стивен Фиш называет “экономикой рэкета”: вымогательство у предпринимателей, постоянные посягательства на их права собственности становятся нормой действий и нелегальных, и легальных структур. “Экономика рэкета” — это институциональная форма российского бизнеса второй половины 1990-х годов.
3.2. Препятствия для легальной защиты прав собственности
Негативный имидж российского бизнеса. Почему же отечественные предприниматели оказались в столь незавидном положении, когда все рассматривают их как объект вымогательства, но никто не спешит на помощь? Можно назвать много причин, препятствующих нормальной, легальной защите прав предпринимателей: низкая законопослушность россиян (традиция неправовой свободы); слабость и малоэффективность самих законодательных норм, направленных на защиту прав собственности; низкие ресурсы органов правопорядка, которые не в силах поддерживать даже те законодательные нормы, которые уже есть. Однако по большому счету все эти факторы трудно назвать первостепенными. Главная причина заключается в том, что большинство россиян (включая законодателей и стражей закона) просто не считают защиту бизнеса первостепенной задачей. В самом деле, с начала радикальных рыночных реформ прошло почти десятилетие, а степень защищенности предпринимателей если и улучшилась, то отнюдь не качественно.
Почему же беды предпринимателя в постсоветской России не считают объектом первостепенных забот? Для любого россиянина ответ не составит особого труда:в бизнесменах видят не трудолюбивых производителей, а нахрапистых и аморальных хищников, грабить которых — не преступление, а своего рода восстановление социальной справедливости(“экспроприация экспроприаторов”).
Негативный имиджбизнесменов в глазах основной массы россиян можно, в принципе, принять за аксиому, не требующую доказательств в силу ее постоянного подтверждения повседневным опытом.
Таблица 5 Мнения россиян о том, что необходимо для занятия бизнесом (по данным социологического обследования в Санкт-Петербурге, 1998 г.)

Примечания: В рубрику “Неопределенные факторы” сведены те ответы, в которых названы качества предпринимателей, не определяемые однозначно как позитивные или негативные.
Таким образом, спустя десятилетие после начала “воспитания” уважения к предпринимательской деятельности во “второй столице” России примерно половина людей считает бизнесменов скорее “проклятыми буржуями”, чем “солью земли русской”. Понятно, что в провинции, где народ живет победнее, и где либеральная ментальность укоренилась гораздо слабее, имидж бизнесменов еще менее привлекателен.
Если “бизнес” прочно ассоциируется с “криминалом” и “воровством”, то вполне понятно, почему никто не торопится протянуть молодому российскому бизнесу руку помощи.Большинство явно или неявно считает предпринимателей своего рода “легальными преступниками” и уверено, что относиться к ним надо именно в соответствии с криминальными “понятиями”, то есть по принципу “права силы”.
Криминальность российского бизнеса. В какой степени, однако, оправдан негативный имидж российского бизнеса? Быть может, отечественные предприниматели — “без вины виноватые”? Нет, российских предпринимателей трудно назвать невинными овечками. Представления “простых людей” о предпринимателях как о жуликах, увы, не слишком расходятся с реальным положением дел.
Действительно, в 1990-е годы главным генератором криминогенности в России стал именно молодой бизнес. Кажется, будто отечественные предприниматели задались специальной целью подтвердить крылатую фразу из “Золотого теленка”, что “все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем”. Впрочем, складывается впечатление, что и не слишком крупные наживаются примерно таким же образом.
Криминальность в поведении российских бизнесменов можно проследить по трем направлениям: отношения с клиентами, отношения с государством, отношения с коллегами по бизнесу.
Что касается отношений с клиентами, то здесь на поверхности наиболее заметен банальный, но массовый их обман. Хрестоматийным примером может служить история с “МММ”, после которой у десятков тысяч людей ненависть к бизнесменам стала своего рода условным рефлексом. Если, однако, глубже рассмотреть главные источники доходов новых “акул бизнеса”, то выяснится, что само первоначальное накопление капиталов в конце 1980-х — начале 1990-х годов было основано именно на злоупотреблениях по отношению к рядовым гражданам. В экономической теории широко используется термин “рентоориентированное поведение” — так называют погоню за прибылью, извлечение которой основано не на конкуренции за рубль покупателя, а на использовании каких-либо привилегий. Зарубежные исследователи “загадочной России” давно отмечают, что в начале 1990-х годов Россия превратилась буквально в “рай для присвоения ренты”. По оценке А. Ослунда, в 1992 г. рентные доходы превышали 80 % российского ВВП (в т. ч. 30 % — от спекуляции энергоресурсами и металлами, еще 30 % — от льготных кредитов). Это “рентоискательство” заложило фундамент практически всех крупных состояний, по существу оно стало перераспределением национального богатства в пользу “новых русских”. Поскольку подобное предпринимательство деструктивно для общества (выгоды “рентоискателей” — это потери остальных членов общества), то вполне естественно, что рядовые граждане считают такой бизнес криминальным, даже если формально нарушения правовых норм и не происходит.

Хотя без негласной санкции правительства радикал-реформаторов массовое извлечение ренты в принципе было бы невозможным, в отношениях с правительством бизнес тоже не придерживается честных “правил игры”. Уклонение от регистрации сделок и уплаты налогов, подкуп правительственных чиновников, тайный вывоз капиталов за рубеж — все это стало настолько заурядным, что воспринимается как часть профессиональных навыков для тех, кто решает плавать в мутной воде бизнеса. Сошлемся для примера хотя бы на данные о масштабах неоформленных сделок: их доля в выручке отечественных предпринимателей в 1997 г. составила, по оптимистическим оценкам, порядка 8—15 %, а по пессимистическим — около 30 % . В 1994 г. российское правительство считало, что более 42 % фирм не могут считаться легитимными, поскольку не платят налогов и даже не имеют официального разрешения заниматься бизнесом. Российская экономика быстро приобрела “пестрый” характер — настолько тесно в ней официальная деятельность переплетается с неофициальной, теневой.
Наконец, и в отношениях друг с другом бизнесмены не склонны быть слишком щепетильными. По данным анкетного опроса российских предпринимателей, проведенного в 1997 г. под руководством В.В. Радаева, с нарушениями деловых обязательств сталкиваются 82 % предпринимателей, из них 50 % — иногда, а 32 % — часто. Систематическое нарушение деловых обязательств и нечестная конкуренция естественным образом дополняются (и ограничиваются) использованием услуг мафии для выбивания долгов и устранения конкурентов. Предпринимателей убивают едва ли не так же часто, как главарей мафиозных группировок, что заставляет усомниться в существовании заметных различий между легальным и мафиозным бизнесом.
Возникает вопрос: почему в российском бизнесе девиантное (с точки зрения нормального рядового гражданина) поведение выступает скорее правилом, чем исключением? Часто это объясняют тем, что правительство навязало предпринимателям “правила игры”, честно соблюдать которые просто невозможно (очень сильный “налоговый пресс”, слабая законодательная база, низкая эффективность реальной правоохранительной деятельности и т. д.). В таком объяснении есть большая доля истины. Однако тогда остается непонятным, почему отечественные предприниматели и прочие россияне без особого возмущения приняли подобные “правила” и “играют” по ним уже лет десять. Для понимания глубины проблемы зададимся вопросом: в какой степени российская экономическая ментальностьв принципепризнает и одобряет бизнес как индивидуальное стремление к обогащению?
3.3. Роль экономической культуры в развитии предпринимательства
Когда российские “шокотерапевты” начинали реформы, они были твердо убеждены, что, подобно тому, как вода всюду течет сверху вниз, реформирование экономики любой страны происходит на основе универсальных рецептов неоклассического “экономикса”. Неудачи радикальных рыночных реформ в России стали началом разочарования в универсализме неоклассических рецептов. В наши дни становится очевидным: методов “лечения” экономики, в равной степени пригодных и для Америки, и для Японии, и для Новой Гвинеи, к сожалению, нет. Дело в том, что развитие любой экономической системы (рыночной ли, командной или смешанной) в какой-либо конкретной стране ограничено рамками национальной экономической культуры, которая во многом определяет лицо национальной модели экономики.
Экономическая (хозяйственная) культураесть совокупность стереотипов и ценностей, влияющих на хозяйственное поведение. Эти стереотипы и ценности являются общими для крупных социальных общностей (этносов, конфессий). Национальная хозяйственная культура нематериальна и часто трудноуловима, но именно она определяет форму развития экономических систем в той или иной стране. Важнейшим компонентом экономической культуры являются господствующие представления об этически допустимых (“правильных”) формах и образцах поведения, которые становятся фундаментом правовой культуры. Национальная экономическая культура обуславливает, в свою очередь, специфику развития преобладающих форм криминального поведения.
Каковы культурологические основы современного рыночного хозяйства? Вспомним полемику по этому поводу между двумя великими немецкими экономистами-социологами рубежа XIX—XX вв. Максом Вебером и Вернером Зомбартом.
В. Зомбарт считал “духом” капитализма всякое стремление к получению денежного богатства. В таком случае предпосылкой развития капитализма, по Зомбарту, является стремление к роскоши, расточительству, престижному потреблению. Перечисляя основные типы капиталистических предпринимателей, он называл среди них разбойников и феодалов, спекулянтов и купцов.
Напротив, М. Вебер отмечал, что объяснять сущность буржуазного предпринимательства только лишь “стремлением к денежному богатству” принципиально недостаточно. Он выделил два качественно различных типа “стремления к наживе”: один основан на использовании различных форм насилия (обман, грабеж, взятки и т. д.), другой — на использовании добровольного и взаимовыгодного обмена. Жажда наживы любой ценой, по его мнению, не только не является буржуазной, но, напротив, тормозит развитие нормального рыночного хозяйства. “Повсеместное господствоабсолютной беззастенчивостии своекорыстия в деле добывания денег, — подчеркивает Вебер, — было специфической характерной чертой именно тех стран, которые по своему буржуазно-капиталистическому развитию являются “отсталыми” по западноевропейским масштабам”. Формирование “нормального” капитализма возможно, по Веберу, только там и тогда, где и когда побеждает мораль “честной наживы”, предполагающая взаимовыгодность экономических отношений для всех ее участников. Если капитализм “по Зомбарту” имманентно предполагает принцип “не обманешь — не продашь”, то капитализм “по Веберу” основан на морали “честность — лучшая политика”.
Экономическая история ХХ в., когда к рыночному хозяйству стали приобщаться страны “третьего мира”, предоставила обильный материал для сравнения возможностей развития капитализма “по Зомбарту” и “по Веберу”. Там, где бизнес приобретал черты своеобразного общественного служения (это, прежде всего, регион конфуцианской цивилизации), рыночное хозяйство развивалось весьма эффективно, ускоряя развитие общества. Если же предпринимательство воспринималось как своекорыстная нажива любой ценой (как, например, во многих странах Африки), то рыночное хозяйство приобретало форму нароста, паразитирующего на национальной экономике. Сама история вынесла своеобразный вердикт:чтобы предпринимательство стало основой экономической жизни общества, оно должно иметь в глазах большинства населения имидж честного и достойного занятия.
3.4. Этическая оценка предпринимательства в российской экономической культуре
Когда радикал-реформаторы в 1992 г. закладывали фундамент российской модели переходной экономики, то за желаемый образец явно или неявно брали американское хозяйство. Американская либеральная модель рыночного хозяйства есть наиболее чистое выражение идеологии “протестантской этики” с характерными для нее фигурой himselfmademan`а (в буквальном переводе — “человек, который сделал себя сам”) как образцом жизнедеятельности и культом “честной наживы”. Но в какой степени эти этические нормы совместимы с российской культурой?
Существует ли в российской экономической культуре благожелательное отношение к деятельному индивиду, обязанному своей карьерой только самому себе? Для ответа на этот вопрос необходимо выяснить, насколько велика в российской культуре ценность индивидуализма. Мнение, что русские, в отличие от западноевропейцев и тем более американцев, ставят коллективистские ценности намного выше индивидуалистических, встречается настолько часто, что его можно считать тривиальным. Сравнительные этнокультурологические исследования в общем подтверждают эту точку зрения. Англо-саксонские страны (США, Великобритания, Австралия), где доминирует протестантская этика, характеризуются самыми высокими индексами индивидуализма, в странах Западной Европы с преобладанием католицизма индивидуализм развит слабее, еще слабее — в конфуцианских и мусульманских странах Азии и в православной Восточной Европе.При слабости индивидуалистических ценностей “человек, сделавший себя сам” воспринимается большинством окружающих как выскочка, который делает свою карьеру, “идя по головам”.Естественно, что в таких условиях бизнесмен классического типа как единоличный лидер выглядит аномалией, антиобщественным элементом.
Существует ли, в российской экономической культуре качественное разграничение “честного” и “нечестного” бизнеса? И на этот вопрос также придется дать отрицательный ответ. Дело отнюдь не сводится к тому, что в советскую эпоху жажда богатства клеймилась как моральное извращение. Характерная деталь: в классической русской литературе XIX в. нет буквально ни одного вполне положительного образа предпринимателя, зато отрицательных — сколько угодно. Дореволюционные русские писатели, от А.С. Грибоедова до А.П. Чехова, считали людей, отдавших свои силы презренной материальной наживе, “мертвыми душами”, рядом с которыми даже лентяй Обломов выглядит положительным персонажем. Ничего похожего на поэтизацию предпринимательства в духе О. Бальзака, Дж. Лондона и Т. Драйзера в отечественной литературе нет и в помине. Схожую картину рисует знакомство с русским фольклором: среди народных пословиц многие осуждают погоню за богатством (сошлемся лишь на общеизвестное “От трудов праведных не наживешь палат каменных”), но трудно найти ее одобряющие. О чем-либо похожем на “Поучения Простака Ричарда” Б. Франклина не может быть и речи. Можно, видимо, утверждать, чтотрадиционная российская экономическая ментальность в принципе не знает понятия “честная нажива” и склонна негативно оценивать любые способы индивидуалистического обогащения. Конечно, в советский период это осуждение не могло не усилиться, но семена падали на хорошо подготовленную почву.
В принципе современная ситуация в российском бизнесе не так уж сильно отличается от ситуации в той России, “которую мы потеряли”. Специалисты по экономической истории хорошо знают, что отечественные предприниматели дореволюционного периода также не служили образцом морального образа действий. “Рентоискательство” у власть имущих, обман покупателей и продавцов, ложные банкротства были вполне обыденными явлениями, а “честный бизнес” конфессиональных меньшинств (старообрядцы, евреи) — исключением, подтверждающим общее правило. Современное развитие бизнеса происходит, однако, в условиях более низкой правовой защищенности (у “купцов-аршинников” взятки мог вымогать городничий или городовой, но не уголовный рэкетир), потому девиантное поведение предпринимателей проявляется в более явных, откровенных формах, чем в дореволюционный период.
3.5. Криминальность бизнеса как следствие культурологического стереотипа
Говорят, будто с падением коммунистического режима исчезли и “советские” предрассудки о “греховности” индивидуального обогащения. На самом деле российская традиция этического осуждения погони за богатством не исчезла, а приобрела превращенную форму.
“Прорабы реформ” были в известном смысле революционерами, стремясь сделать индивидуалистический бизнес вместо третируемой аномалии одобряемой нормой. Но, как это часто бывает у революционеров, они, не замечая того, находились в плену у тех культурных норм, с которыми боролись. Изначально, в полном соответствии с российской традицией,либеральные радикал-реформаторы не видели принципиальной разницы между “честным” и “бесчестным” бизнесом, равно приветствуя любое частное предпринимательство. При отсутствии этики бизнеса и господстве представлений о заведомой аморальности бизнеса это было воспринято (не могло не быть воспринято) как разрешение “делать деньги” любыми средствами.
Предпринимательство стало легальным и официально одобряемым, однако культурологический стереотип, представляющий занятие бизнесом как этическую аномалию, продолжает действовать. Человек, решившийся стать предпринимателем, сразу попадает в ситуацию морального вакуума: для подавляющего большинства россиян бизнес (любой бизнес!) однозначно ассоциируется не столько с “трудолюбием” и “инициативностью”, сколько с “нечестностью” и “обманом”. Начинающий предприниматель априори подвергнут со стороны общества моральному осуждению, и сам себя осознает стоящим за чертой общепринятых норм.Поскольку бизнесмен обречен(независимо от своего личного поведения)олицетворять для сограждан вора и жулика, то у него отсутствуют этические “тормоза”. Заранее “осужденный”, он с легкостью совершает противоправные действия: его уже подвергли моральному остракизму, и потому действительно совершаемые правонарушения мало вредят его репутации.

Таким образом, главную причину криминальности российского бизнеса и, соответственно, слабости легальной защиты прав бизнесменов мы видим не столько в ошибках правящей элиты, сколько в принципиальной рассогласованности ценностей классического либерализма и российских культурных традиций. Попытка механически привить к российской “почве” западную модель индивидуалистического бизнеса оборачивается тотальной криминализацией экономики. Российская экономическая этика неизбежно провоцирует развитие в процессе рыночных реформ криминального капитализма, который, в свою очередь,закрепляет стереотип аморальностипредпринимательства. Образуются порочные круги (рис. 1), обрекающие отечественного предпринимателя на незавидную роль “чужого среди своих”, к которому испытывают сложную смесь чувств зависти и брезгливости, и к которому ни официальные лица, ни рядовые граждане не торопятся прийти на помощь.
Рис.1. Порочные круги отчуждения российского бизнеса от общества
3.6. Нелегальная защита прав собственности в советском и постсоветском бизнесе
В условиях, когда предприниматель не может рассчитывать на сколько-нибудь существенную поддержку официальных инстанций в защите своих прав собственности, ему приходится искать суррогаты государственной системе. Спрос на нелегальную защиту прав собственности бизнесменов не мог не породить предложения. Сформировавшаяся в России теневая система защиты прав собственности получила название “крыша”, которое на протяжении 1990-х годов постепенно входит в международный лексикон, как ранее в него вошли “колхоз”, “ГУЛАГ” и “спутник”.



     Страница: 2 из 3
     <-- предыдущая следующая -->

Перейти на страницу:
скачать реферат | 1 2 3 

© 2007 ReferatBar.RU - Главная | Карта сайта | Справка